Яренко Дмитрий Данилович, которому в годы войны было лишь 20 лет, вспоминает о своем фронтовом прошлом, полном лишений и отваги.
Родился 10 октября 1925 г. в селе Гандурино Астраханской области. Отец рыбачил, безграмотный. Мать-домохозяйка. В семье девять детей — шесть братьев и три сестры, я — второй по счету.
В селе была лишь школа-четырехлетка. В 12 лет я уже работал звеньевым с братом на бударке. Рыбу ловили по ночам. Днем я в школе засыпал за партой. Моя учительница будила: «Митенька, проснись». А как было иначе? Семью кормить надо. Меня вот сейчас возмущает, когда говорят: работы нет, мало платят.
Излодырничались, все на блюдечке с голубой каемочкой подавай… Вот закончил я четыре класса, надо дальше учиться. А семилетка в Травино, за 12 км. Не могу, мне работать надо, в семье мал-мала меньше. Я на бударке звеньевым, мой брат помладше Иван весельником. На мне были лодка, инвентарь, сетки. А двумя годами старший брат ходил в море. Вот такое было наше детство.
Зимой 41-го года мы рыли противотанковые рвы
Зимой 41-го года меня забрали в астраханские степи рыть противотанковые рвы. Всю зиму там провели. Морозы были жестокие, до 30 градусов. В палатках печка-буржуйка. Одежда — в чем приехали, дали только рукавицы и лопаты. И так с утра до ночи. А рядом с нами женщины, некоторые почти старушки. Ров надо рыть глубиной 3,5 м. Еда — мороженая картошка, как-то прирезали доходягу-верблюда. А уж вшей-то на снег с одежды выгребали, и мороз их не брал. Мать заплакала, когда это увидела.
В декабре 42-го года, мне уже 17 лет, нас, сельских парней, собрали в Астрахани у парка «Аркадия”, на ночь поселили в барак, построенный из горбылей. Прошел слух, что отправят в Сталинград.
Сталинградская эпопея
Наутро разместили в «телячьих» вагонах с буржуйкой. Привезли в Ленинск, близ Сталинграда, заехали в лес. И тут – мы чуть-чуть успели — немцы стали бомбить наш эшелон. Нас прямо на снегу стали переодевать из гражданской одежды в солдатское обмундирование. Всё рваное, похоже, с убитых снятое, гимнастерка, бушлат, рукавицы с двумя пальцами, штаны легкие, не для зимы.
Переодели — и тут же на батарею. Построили шеренгами, распределили по батареям. И нас тотчас стали бомбить. Мы бросились в вырытые землянки. А нам командир взвода: «А ну, к орудиям, а то расстреляю”. А орудия неподъемные: снаряды — килограммов по 20, а ствол надо вращать. Далеко не всем под силу.
Я-то парень был крепкий, а кто послабее, тех пришлось отправлять кого в пехоту, кого куда. Стал зенитчиком. Потом перебрались на другую сторону Волги, пониже Сталинграда, надо было охранять Сталинградскую ГРЭС. Но она была разбомблена. Стрельба беспощадная: кто кого, бронебойные снаряды — по танкам, осколочные — по самолетам и пехоте.
Если бомба попадала в батарею, в живых не оставалось никого. В батарее четыре орудия, при каждом семь человек. Нина Леонтьевна Щепнова была в 7-й батарее, в 10 км от нас, прибористкой, то есть дальномерщицей. Когда показывают женщину возле орудия, не верьте. Это непосильный для нее труд.
Женщины в действующей армии были связистками, прожектористками, медсестрами, санитарками. Прожектористки улавливали вражеские самолеты и сообщали их координаты. Связистки по телефону сообщали: координаты, скорость, высоту полета. 2 февраля 1943 г. завершилась жесточайшая Сталинградская битва. Все кричали «Ура!», десятками снарядов салютовали.
В конце февраля по разбитым дорогам, даже еще немецкие трупы не были убраны, прибыли в Бекетовку под Сталинградом, затем отправились за стволами на Кировский тракторный завод, где выпускали трактора и орудия. Завод тоже был разгромлен, но новенькие пушки остались, мы их забрали.
В нас так и закипело: мол, шуранём по ним из автоматов
В Сталинграде близ нынешнего железнодорожного вокзала был тогда через Волгу мост, называли его Астраханский. Видим, из-под него вылезают пацаны, а из землянок и вырытых траншей — женщины, они там жили, город-то был разрушен до основания. А у поворота перед мостом на Волге огражденная колючей проволокой территория, где находились пленные офицеры, солдат не было.
Мы проезжали мимо утром рано и видим — выходят эти немцы при полном параде из вагончиков с отоплением, умываются. В нас так и закипело: мол, шуранем по ним из автоматов. Нам командир: тогда нас расстреляют. Немецкие войска, брошенные на Сталинград, были отборные. Я ростом не маленький, 1 м 78 см.
А они и того выше. Возраст — 30-35 лет. А мы — пацаны. Среди пленных мы заметили французов, испанцев, румын, шведов, норвежцев, голландцев и т.д., вся Европа на нас ополчилась. Теперь вот потомки тех паразитов нам всякую пакость делают. Что творится на Украине, жуть. Те столкнулись с Гитлером, нынешние — с Америкой.
Форсировать Днепр приходилось днем
Из Сталинграда пошли на Украину. Форсировать Днепр приходилось днем, так как ночью было светлее, чем днем: вражеские самолеты сбрасывали тысячи светящихся фонарей, которые на парашютах минут двадцать опускались. По 400-500 вылетов было. Нам не то чтобы спать, есть было некогда в момент форсирования — это было лето 44-го.
На Западной Украине бесчинствовали бандеровцы. Они укрывались в лесах. В селениях оставались старики и старухи. Мы заходили к ним в дома, нас встречали по-доброму, от старших к нам злобы не было. А вот у молодежи такая ненависть: мол, это они чуть ли не высшая раса, это, мол, они славяне, а мы нет.
Далее — Восточная Европа. Прошел Венгрию, Румынию, Польшу, Чехословакию. Поляки же — никакого уважения, а ведь мы их освободили от фашизма. Австрийцы куда лучше к нам относились. Подходит ко мне один австриец: «Я – коммунист, давай выпьем». А вот в Чехословакии встречали нас как родных, зайдешь в дом — всё на стол.
После Чехословакии нашу часть расформировали. Я попал в Казачий полк. Отправили на зачистку в Румынию. Потом на лошадях тем же путем обратно: Чехословакия, Австрия, Венгрия, Польша. Остановились на границе Польши с Западной Украиной. Как же они там друг друга резали. Удивляюсь, что Польша сейчас выступает на стороне западенцев, ведь эти звери никого не щадили: ни стариков, ни детей.
Нас предупреждали, чтобы мы были крайне осторожны. Да как нам этого не знать. Сколько там наших ребят погибло. Ведь нас расквартировали по селам, хуторам. Полк должен иметь телефонную связь с дивизией, а западенцы ее постоянно резали. Значит, надо депешу на лошади доставить. Вот и обстреливали наших. Пробыли там два месяца, помогали вылавливать бандеровцев. Это уже июль 1945 г.
После Украины — на Кубань, а с Кубани — в Иран. В Иране была революция: смещали шаха Пехлеви. Как только там узнали, что мы прибыли из Чехословакии, быстро всё закончилось. Шах был смещен. Там я пробыл с августа по декабрь, а 25 декабря 45-го демобилизовался. Мне было 20 лет.